Из года в год накануне и во время Петрова поста православные христиане ведут ожесточенный спор: а нужен ли он вообще? Ведь исторически пост после Пятидесятницы держали только те, кто не соблюдали Великий пост. С другой стороны, Церковь же по каким-то причинам его усвоила – стоит ли менять то, что с такой любовью было принято поколениями до нас?

Дискуссия эта столь же бесконечна, сколь и бесполезна, потому что все останутся, как говорится, при своем. А самое главное – никаких реформ в этом отношении Церковь проводить, очевидно, не собирается, так что в наших православных календарях числа после Дня Всех святых и до 11 июля включительно будут помечены строгим: «День постный».
Но пусть голодные братья и сестры не спешат тяжело вздыхать. Пост – это не только и не столько изменение рациона питания. Тоже, вроде бы, тысячу раз высказанная истина, но именно «неаскетичный» (лето, зелень, первые ягоды, да еще и рыбу можно – ну какая тут аскетика, просто легкое снижение холестерина) Апостольский пост может стать отличным упражнением для ее усвоения. Тем более – в его связи с давно прошедшим Великим постом. Хотя на первый взгляд кажется, что Апостольский пост – как раз исключительно «пищевое» явление – нет особенных, отличающихся от будничных, богослужений, мало святоотеческих советов на этот период...

Существует несколько богословских видений Страшного Суда, в том числе достаточно популярное мнение: на Страшном Суде у вас спросят, какой вы человек, а не сколько читали молитв и как постились. Как будет проходить Страшный Суд, что станет главным, как Господь будет мерить нашу жизнь и чем мы оправдаемся? Размышляет протоиерей Максим Козлов.

Для того чтобы ответить, что такое Страшный Суд, надо сначала постараться ответить: наше спасение – что это такое? Известны две основные редукции христианского учения о спасении, с которыми святоотеческое богословие не согласно и которым оно не тождественно.
Один взгляд, может быть, нигде не сформулированный в качестве конфессиональной доктрины, но религиозно и психологически очень распространенный: спасение – это то, что зарабатывается. Это то, что можно или заслужить, или, по крайней мере, набрать некоторую совокупность бонусов, баллов, добрых дел, которые можно будет предъявить, сказать: «Я, конечно, грешил, но вот же список, вот хартия, с которой я являюсь, прошу учесть в качестве смягчающего обстоятельства».
Подобное мироощущение было распространено в западном христианстве в эпоху средневековья, но подчас встречается и среди православных верующих в различных формах: «Я ворую, но собор же строю», «Чтобы замолить грех, нужно посетить 40 литургий» и так далее.
Вторая редукция, которую ввели классические протестанты – по-настоящему уверовавший уже спасен, и остальное, в общем, неважно. Потому что если ты отпадешь от веры, этим ты покажешь, что ты не по-настоящему уверовал. Если будешь как-то тяжело грешить, то покажешь, что ты к числу избранных не относишься.
Есть еще и современный взгляд, весьма распространенный в околорелигиозном или парарелигиозном сознании, что все вообще спасутся. Это, пожалуй, господствующая точка зрения, соседствующая с такими штампами, что все религии говорят примерно об одном, что Бог, так или иначе, един для всех религий. В рамках такого миропонимания разговоры о Страшном Суде – это нечто воспитательно-педагогическое. Бог же добрый, он всех любит, как может кого-то не спасти?
Новый Завет куда как более полифоничен. В послании к Римлянам апостол Павел пишет: «человек оправдывается верою, независимо от дел закона» (Рим. 3:28). А в Соборном послании апостола Иакова читаем: «покажи мне веру твою без дел твоих, а я покажу тебе веру мою из дел моих» (Иак. 2:18). Притча о Страшном Суде как раз и говорит о таких ситуациях, когда человек обретает спасение во Христе в вечности через исполнение нравственного закона по отношению к ближнему в земной жизни.